Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]

Как ты живешь и что погода —
Я знаю всё, живя вдали.
Когда, какое время года —
Как знают это журавли.

Твоею первою любовью,
Ветрами голубых полей
И я прикован к Подмосковью
В далекой нежности моей.

Сколько ландышей, сколько лилий
Расцветало в нашем лесу!
В детстве разве мы их любили?
Разве видели их красу?

И всплывало сколько кувшинок
По зеленым разливам рек!
Но чудесных лесных картинок
Не забыл человек.

Как в года голубые,
Зеленеет во мне тайга.
Мысли — пчелы мои золотые —
Облетают мои луга.

Как послушно юное тело.
Нега ласки рука.
Песней летней звенела
В звездном небе река.

Шла ты быстро, волнуясь.
— Боже мой, не молчи! —
Нет, не мне повинуясь,
Покоряясь ночи.

Как качаются тонкие ветки
В сине-влажной весне,
Так живу я в России,
А Россия — во мне,
Беспредельно в пространствах,
Беспредельно в веках,
Беспредельно в искусствах,
Беспредельно в мечтах!

Как весна — по лесам пожары,
И далече свисает дым.
— Кто сорвет первый ландыш,
Тот умрет молодым.

— Кто ж о смерти мечтает?
И с тех пор говорим:
— Кто сорвет первый ландыш,
Будет вечно любим.

Ты несешь, как ребенка, сумку,
Ты идешь, как день, светла,
Так спокойно и нежно,
А давно ли ты цаплей была.

Как ты весело хорошела,
Я следил все года.
Нет, на снег не сворачивай,
Там, под снегом, вода.

Говорят о тебе худое,
Только я им не верю ничуть.
Красота — моя муза, мой гений,
Мой единственный путь.

Олени в зеленом просторе,
На самом краю земли,
У речки, впадающей в море,
У сопки, нависшей вдали.

Людей они коротко знают,
Но все ж если дрогнет лист,
Как тени, в зарослях тают,
И слышится дальний свист.

Убегали мы в лес от людей.
Зеленели пока только ели.
Прошлогодних желудей
Мы искали, что белки, и ели.

Желудь терпкий, как лес, как вино.
В горло льются сладкие струи.
Или мне так твои поцелуи
Ощущать сквозь года дано?

Как я люблю, когда во мне,
Как в озере кувшинки,
Всплывают вести о весне
И тихий сад глухой заимки…

Там вишня тонкая цвела,
И ты по саду пробегала.
Была ты сон, мечтой была,
И в дальний путь меня призвала.

В московской шумной толчее
Ты мимо, мимо уходила…
И в городе на Неве
Меня ты вдруг остановила:

«Вот я! Но, знай, твоей любви
Иная суждена награда.
Я в людях, в них меня лови!
Лови, лови! Я буду рада!»

Пело, бегало, кричало
Детство неприкаянное… Пусть!
Но сегодня юности начало —
Тишина, тревога, грусть.

В этой грусти свет и тайна,
Слезы первые твои.
Всё, что было, неслучайно, —
Мысли первые мои.

Но в тревоге, в даль зовущей,
Ничего теперь не жаль —
Ни любви, ни дружбы лучшей…
Необъятна даль!

Женский голос печальный,
Словно где в вышине,
Светлый, медленный, дальний,
Все поет о весне.

Где — в ночном океане,
Где — в лесах золотых,
Где — во вражеском стане,
У друзей дорогих —

Всюду голос волнует,
Как признанье, мечта,
Припадает, целует…
Божество, красота!

Люблю ли ее я, не знаю,
Но, верно, мы с нею друзья.
Легко нам бродить по краю,
Где ближе и быть нельзя.

Забота в ее обращеньи,
И вера, и сладкое ты,
Свобода ее движеньи
Прекрасны и просты!

В окне синело небо влажно-густо.
Пред самым домом грядками к реке
Был огород — картофель и капуста,
Арбузы, огурцы — и вдалеке,
Там, расцветая белым, красным цветом
По пирамиде ивовых жердей
Фасоль взбиралась, с женственным приветом,
Как в хороводе женщин и детей.
Так тихо — что неясно, где же люди?
Кто ты — растенье, зверь иль человек?
Что было в мире или только будет?
И не понять, какой сегодня век?

                  1
Мы шли из интерната друг за другом
Тропинкой телеграфных проводов,
Где голубой просвет над лесом, лугом
Нам открывал причуды облаков.
И день звенел в сияющей истоме…
А вот село, там в центре школа, клуб.
Я поворачиваю здесь: наш домик,
Похожий на меня, отцовский сруб.
И вскинется собака, чуть залает,
И ласточки со свистом пролетят.
Вдруг сердце, как в испуге, замирает,
Навстречу мама: «Это ты, дитя!»
                    2
Как в раннем детстве, чисто, тихо дома.
Зачем ты жил за тридевять земель?
Вот мир, где было все до слез знакомо,
Где тишина звенела, как свирель.
А мама говорила: «Ты доволен?
Довольны ли тобой учителя?
Отец в могиле может быть спокоен?
Ну, хорошо! Я рада, жизнь моя!»
И плакать мама опускала руки,
Что муж погиб, что молодость прошла,
Что счастья миг и горестей разлуки
В несоразмерных долях приняла.
                     3
Сиянье уж возникло в клочьях тучи.
Так тихо, и туман. Селенье спит.
За ивами далекий скрип уключин.
То едем мы, и утро уж блестит.
Мне впору весла, мне грести удобно.
Вода взрывается, летит назад.
И лодка движется легко, свободно, —
Сегодня маме лучше — ты и рад!
Вдоль берега свисают близко ивы,
А красный дерн, как бахрома, висит.
Мы едем, повторяя все извивы
Реки… И мама тихо говорит:
                  4
«В Буни живут, как в старину, охотой
И рыбу ловят острой острогой.
Мужчина ловок, занятый работой,
Беспечен и ленив, придя домой.
А женщина плетет из ив корзины.
В корзины собирает лебеду,
Варит ее и сушит… Вдоль долины
Безмолвие, как будто на беду.
Там вечно тишина, там вечно сумрак,
Там люди — тени, мир — большая тень.
Там неотвязны дрема, горечь, дума,
Неотличим от ночи белый день».
                     5
«Но было утро… ясным, как сегодня.
Чем ярче разгорался новый век,
Тем все раскованней, все свободней
Жил на Земле веселый человек.
Когда он шел — так просто, вдоль дороги,
Уже и это было торжество!
Казалось, лишь у него есть ноги
И руки сильные — лишь у него.
И правда, ими он владел отлично.
Что б делал он — он делал лучше всех.
Но что в нем было даже непривычно,
Всего приметней — постоянный смех.
Ребенка плач иль всякие вопросы,
Жены ли ропот, он встречал смеясь.
Обидно, жаль, ну, я когда и в слезы,
Но он умел развеселить сейчас».
                   6
Твой поплавок заснул. Вода сияет,
В ней зелень леса, неба синева.
В душе твой — о чем, о чем? — кто знает,
Восходят тихо облака- слова.
Слова о том, что мне всего дороже.
Какой-то мягкий акварельный свет.
Не Пушкин это и не Блок, но кто же?
Ужели это ты? И ты — поэт?
Печали нет, покой сегодня сладок.
Мы сварим на обед уху в ведре
(Картошка, сом и дюжина касаток)
И карасей зажарим на костре.
                  7
Присядет мама отдохнуть под ивой.
А нам идти купаться и бродить…
Мне мама кажется такой счастливой,
Устала только очень — не забыть!
Мы шли и шли знакомыми местами,
Тропинкой пыльной, прямо через луг
С травою новой, с теплыми ветрами,
И в легкой дымке мир сиял вокруг.
И также лето разгоралось где-то,
И также на луга ложилась тень,
Так уходило голубое детство,
И долго вечерел далекий день.
                   8
Как встарь, вдали беспечный скрип уключин
Мир оживит присутствием людей.
Легко и вольно, быть может, лучший
Сегодня день за много, много дней.
Бегу на берег, окунаюсь в воду,
Плыву в воде, просматривая дно.
Предчувствую чудесную погоду,
А если и ненастье — все равно!
С тех пор, как помнишь ты себя, ты знаешь,
Есть некто в мире — человек иль бог? —
И если ты о нем вдруг вспоминаешь,
Казалось, сразу он тебе помог!
                     9
Он жил, быть может, в облаках высоких,
В огромной акварели над Землей,
А может, в тех лесах далеких,
Как эхо, отзываясь: «Мир, он твой!»
Ты уходил зелеными лугами,
Забытыми тропинками в пыли,
Как солнцем лес, наполненный мечтами,
Глядел на небо на краю Земли.
Нет, бога не было, была Россия,
Зеленый лес и голубая даль.
Тогда в тебе взошли ростки живые,
Слова, в которых радость и печаль.